«1918. Симбирскъ», книжная серия «Симбирские тайны». В. Миронов. Часть 3. Милиция. Главы 3-4 / 26 Октября 1917 / История Ульяновска / Годы и люди

Итак, к концу 1917 года новая правоохранительная структура, формально заменившая собой прежнюю полицию, всё ещё «стояла ниже всякой критики», а её «начальствующие лица и рядовые милиционеры, представляли из себя элемент случайный и текучий». Понимая это, городские власти, тратившие тем не менее на содержание милиции немалые деньги, решили возложить охрану общественного порядка на самих горожан: 2 декабря городская Дума выпустила обязательное постановление «О гражданской охране» (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 5. Л. 7–9).

Эта «общественная» структура учреждалась «для предохранения города от пожаров, всякого рода посягательств и покушений на личную и имущественную безопасность граждан и от нарушения общественной тишины в гор. Симбирске». В охране должны были участвовать «лица, учреждения, владеющие в гор. Симбирске недвижимой собственностью, владельцы и арендаторы торговых и промышленных помещений, квартиронаниматели и съемщики комнат». Территория города делилась на участки, которые надлежало охранять специальным караулам, в состав которых включались «все лица мужского пола в возрасте от 18 до 60 лет». Порядок несения караульной службы, а также вопросы «освобождение или устранения от нея» рассматривались и решались на собраниях граждан каждого участка. К постановлению прилагалась подробная инструкция «лицам, входящим в состав гражданской охраны» (ГАУО. Ф. Р-1090. Оп. 1. Д. 5. Л. 9-14).

Первый её пункт извещал о том, что означенная структура организована в помощь городской милиции и никаких политических целей не преследует. Её единственная задача – «защита жизни и имущества граждан в виду постоянных грабежей и убийств в гор. Симбирске». Подчинялась она Городской исполнительной комиссии по охране города, «а ближайшими ея исполнителями являются Начальник Милиции и Инспектор Гражданской охраны».

Управлялась гражданская охрана специальным Советом, состоящим из старших улиц, избранных общими собраниями каждой улицы и представителей Городской Думы. А также исполнительным комитетом гражданской охраны, избранным в числе 15 членов и 5 кандидатов из чинов Совета охраны и утвержденных городской исполнительной комиссией по охране города.

Согласно Инструкции, каждый гражданин в возрасте от 18 до 60 лет обязан был нести охрану по улице в указанное ему старшим по улице время. А сам старший в своих действиях руководствовался постановлением собрания улицы. Во время «окарауливания вверенного участка» на караульщиков распространялись те же права и обязанности, что и на штатных милиционеров. Освободить кого-либо от службы могло исключительно общее собрания граждан конкретной улицы при условии что освобождаемый – глухой, немой, слепой, калека или страдающий слабоумием. А также лицо вполне здоровое, но занятое постоянной ночной работой. Кроме того, до охраны не допускались уголовные преступники, находящиеся под следствием или уже осуждённые.

Город, как уже упоминалось выше, был разбит на два района – северный и южный. В северный вошли территории, подведомственные 2 и 5 комиссариатам милиции, в южный – 1, 3 и 4. Каждый из районов в свою очередь делился на улицы, части улиц или небольшие участки (соединение малых улиц и переулков). Угловые дома причислялись к той улице, на которую выходил фасад или парадное крыльцо. Порядок охраны устанавливался общим собранием жителей данной улицы.

Во главе улиц и участков стояли старшие, избранные общим собранием жителей. Подчинялись старшие заведующему района, в котором они находятся, его помощникам и инспектору гражданской охраны города.

На каждой улице или участке оборудовалась дежурная комната, по возможности с телефоном, поскольку гражданская охрана должна была находиться в постоянной связи с городской милицией. Следующими разделами Инструкции выстраивалась чёткая управленческая вертикаль. На её вершине находился инспектор гражданской охраны. В его распоряжении была дежурная комната с телефоном и круглосуточным дежурством возле него. Отсюда инспектор наблюдал и руководил всей охраной города, давая в случае необходимости надлежащие распоряжения заведующим районами и старшим улиц, в частности, об усилении или ослаблении караулов в той или иной точке горда. В его же распоряжении находились связь и отдельные отряды (видимо, резервные силы – В. М.) на случай возникновения беспорядков, грабежей или насилий. Действовать инспектору предписывалось в полном согласии с начальником милиции.

Ступенькой ниже в управленческой иерархии стояли непосредственно подчинявшиеся инспектору гражданской охраны заведующие районами. Они также должны были иметь свои дежурные комнаты с телефонами и круглосуточными дежурствами при них. Заведующие наблюдали за правильностью несения дежурства в своих районах и в «случае возникновения какого-либо беспорядка, удостоверившись в правдивости донесения», немедленно сообщали о случившемся инспектору. А сами вместе с милицией принимали меры «к ликвидации беспорядка или грабежа». Если же собственными силами справиться не удавалось, то заведующие районами должны были сообщить об этом инспектору гражданской охраны.

Старшие улиц, подчинявшиеся, в свою очередь, заведующим районов, вырабатывали (с одобрения собрания улиц) количественный состав караула и подыскивали караульные помещения, так же по возможности с телефоном. Они же составляли списки граждан, как привлечённых к дежурству, так и освобождённых от него, верстали расписание дежурств не менее чем на 2–3 дня вперёд, заблаговременно оповещая об этом включённых в наряд. Снабжали караул свистками, средствами самозащиты, тёплой одеждой. Наблюдали за правильностью несения охраны и соблюдением графика дежурств и информировали заведующего районом обо всех происшествиях, особенно таких, в которых приняла участие гражданская охрана. Кроме того, «уличным старшинам» поручался контроль за постовыми милиционерами. Не делая никаких личных замечаний последним и ограничиваясь соответствующими записями в постовых книжках, старшие немедленно должны были сообщать участковому комиссару милиции обо всех замеченных ими случаях упущений со стороны постовых.

И, наконец, собственно граждане, несущие охрану, согласно Инструкции подчинялись всем перечисленным выше инстанциям. Она же довольно кратко регламентировала действия участников гражданской охраны во время несения службы. Так, в случае обнаружения беспорядка один из дозорных должен был немедленно сообщить о случившемся в дежурную комнату и старшему улицы. А остальные установленными сигналами вызвать соседние патрули и ближайшего постового милиционера, после чего совместными усилиями принять меры к ликвидации беспорядков.

«Нарушающих тишину и спокойствие, заподозренных в приготовлении к преступлению, к покушению на него или уже совершивших таковое» надлежало задерживать и под надёжным конвоем отправлять в Комиссариат, где на них немедленно составлялся протокол. На время несения караульной службы граждане снабжались соответствующими удостоверениями или жетонами, выдаваемыми Комиссий по охране города.

В дополнении к Инструкции говорилось о том, что «городское управление приходит на помощь по снабжению теплой одеждой и обувью, а если окажется возможным, то и средствами самозащиты, лишь тем районам, которыя не в состоянии приобрести таковыя на собственные средства». Кроме того, городское управление принимало на себя обязанность по обеспечению пострадавших во время несения караульной службы и их семьи тем способом, который будет выработан юридической и финансовой комиссиями и одобрен Думой.

Интересно, что действие Инструкции и обязательного постановления, на основании которого она была издана, не распространялось на Заволжские слободы – Часовню, Канаву и Королёвку.

Из инструкции и самого постановления не ясно, вооружались ли «гражданские» патрули, поскольку оружие в тексте ни разу не упоминается. Зато дважды говориться о неких «средствах самозащиты» для охранников. Но о чём именно идёт речь, не понято. Впрочем, скорее всего, это обязательное постановление реализовано так и не было в виду скорой ликвидации как городской Думы, так и созданных ею комиссий. Под угрозой роспуска оказалась и городская милиция.

Глава 4. Новые власти и старые грабли

26 октября 1917 года Второй Всероссийский съезд Советов обратился с воззванием «К рабочим, солдатам и крестьянам», в котором говорилось в частности о том, что Советы, к которым перешла вся полнота власти в центре и на местах, «должны обеспечить под-

линный революционный порядок». В тот же день был образован Народный комиссариат внутренних дел (НКВД) РСФСР – орган охраны правопорядка Советской республики (Мулакаев, Р. С., Скилягин, А. Т. История советской милиции : хронологический справочник. Ленинград, 1976. С. 5). Спустя два дня, 28 октября, по поручению Советского правительства новое ведомство приняло постановление «О рабочей милиции», состоявшее всего из четырёх пунктов:

«1. Все Советы рабочих и солдатских депутатов учреждают рабочую милицию.

2. Рабочая милиция находится всецело и исключительно в ведении Совета рабочих и солдатских депутатов.

3. Военные и гражданские власти обязаны содействовать вооружению рабочей милиции и снабжению ее техническими силами вплоть до снабжения ее казенным оружием.

4. Настоящий закон вводится в действие по телеграфу».

Этот документ не определял конкретных организационных форм рабочей милиции и не формулировал её прав и обязанностей, и это позволяет считать, что создание милиции как штатного государственного органа охраны правопорядка этим нормативным актом не предусматривалось. Напротив, предполагалась организация самими Советами различных форм вооружения трудящихся. Первый народный комиссар внутренних дел Г. И. Петровский в связи с этим вспоминал: «В первые моменты создания Советской милиции предполагалось, что эта обязанность станет перед каждым пролетарием, ибо все мы заинтересованы в революционном устройстве окружающей нас жизни. Но последующая борьба с контрреволюцией, бандитизмом и рядом различных непорядков, до ставшихся нам в наследство от прошлого, заставили нас по-иному подойти к созданию милиции» (Мулакаев, Р. С., Скилягин, А. Т. История советской милиции. С. 5, 6).

То есть здесь мы наблюдаем отчаянное стремление новой власти с размаху наступить на те же грабли, на которые совсем недавно налетели её предшественники, бездумно разогнав полицию в твёрдом убеждении, что освобождённый народ сам себя защитит. Отсюда, кстати и слово «милиция», означающее некое иррегулярное добровольное формирование, что-то вроде народного ополчения. Ни к чему хорошему в прошлый раз это не привело (Миронов, В. А. 1917. Год Великого Перелома). И вот – новая попытка. В Симбирск к моменту выхода указанного постановления Советская власть ещё не пришла, поэтому исполнять его было пока некому. О том, что творилось в тот период в «органах», вспоминал организатор и на тот момент председатель Союза служащих симбирской милиции Д. Ф. Смолин (Провинциал в великой российской революции. С. 195–200): «Положение служащих милиции, а в особенности милиционеров было действительно тяжелое: по 12 часов в сутки приходилось стоять на посту, подвергая опасности жизнь, т. к. бандитизм развился, и были случаи нападения на милиционеров. Жалование получали 75 руб. в месяц, в то время как мука стоила пуд 26 руб. и др. продукты совсем исчезли с рынка…

Настало в Симбирске 26 октября ст. стиля. Т. к. здесь, в Симбирске, партия СД [социал-демократов] большевиков была очень слабой и в советах крепко засели меньшевики и еще крепче Соц. Рев. [социалисты-революционеры] с народными социалистами. Были даже и кадеты, потому революционную энергию масс в организационное русло направить было некому… Настроение в полках 25, 26 и 27 было революционное…

Часов в 6 вечера 26 октября начался погром, сначала винного погреба бывш. Подругина под окружным судом, затем – на соседние магазины. А примкнувший к погрому преступный элемент (вернее, он был руководителем) устремился в окружной суд, подожгли в нескольких комнатах дела, и пошли продолжать погром, который продолжался всю ночь… Начальство милиции, зная настроение ее, не решилось использовать ее против погрома…

Начальник гормилиции Ираклионов убран был после того, как в ноябре месяце…»

Стоп, а куда делся кадровый офицер, капитан Иосиф Фёдорович Дроздов, единогласно избранный на должность начальника городской милиции 22 июня 1917 года? Тот самый, которого хвалил в своём докладе чиновник особых поручений А. В. Яковлев ещё 11 октября? Прервём ненадолго воспоминания Д. Ф. Смолина…

В октябре 1917 года Дроздов оказался под следствием сразу по трём статьям: «1. За взятие под стражу без всяких достойных уважения причин, причем лишение свободы продолжалось менее суток. 2. За проведение обыска также без всяких достойных уважения причин и 3. За нанесение при исполнении служебных обязанностей легкой раны». Однако под суд он не попал – в первых числах ноября Иосифа Фёдоровича Дроздова уволили из милиции и отправили на фронт, в 307 пехотный полк. Дальнейшая его судьба неизвестна (Миронов, В. А. 1917. Год Великого Перелома. С. 277).

А теперь вернём слово Смолину. Итак, в ноябре «было созвано экстренное общее собрание Союза служащих милиции для обсуждения вопроса о признании советской власти, которая фактически существовала параллельно с городской Думой. Причем принята была резолюция в том духе, что мы признаем и приветствуем власть Советов, которая стоит на защите интересов рабочих и беднейших крестьян, и что мы, пролетарии, по первому зову Рабоче-крестьянской власти встанем на ее защиту с оружием в руках. Резолюция принята всеми голосами милиционеров и служащих, кроме начальников и части канцеляристов. Не помню, какого числа было это собрание, но только в этот день был губернский съезд Советов, заседание его было в доме бывшего Дворянского собрания (губпродком) (Вероятно, Смолин имеет в виду объединённое заседание Советов рабочих и солдатских депутатов, фабричных, заводских, полковых, ротных и командных комитетов, правлений профсоюзов и комитетов политических партий, проходившее 10 декабря 1917 года и принявшее резолюцию в поддержку Советской власти).

Для того, чтобы доказать солидарность с Советами на деле, предложено идти всем Союзом поприветствовать данный съезд. Предложение принято под гром аплодисментов и милиционеры сомкнутыми рядами, некоторые с оружием, явились на съезд, приветствовали его и изъявили готовность в любой момент встать на защиту Рабоче-крестьянской власти, которая в центре уже сорганизовалась. А в Симбирске препятствуют тому соглашатели…

После Ираклионова был назначен т. Саглов, который сначала проявил энергию и сочувствие идеям Союза по защите новой Р.-Кр. Власти. Но он не проявил должной твердости по отношению к верхам милиции. В участках начальники участков были эсеры, или им преданные и организовали контрреволюционные гнезда. Также большинство помощников начальников тоже яро оппозиционно выступали против власти. Было известно, что в 1-м районе начальник был социалист-революционер В. И. Алмазов и помощники его официально почти состояли в контрреволюционной организации.

Во 2-м участке начальником был Газукин – эсэр, в 5-м- начальник Миртов Д. В. Этими господами открыто велась агитация против Советской власти.

Начальнику милиции Сагалову и его помощнику Нейко это хорошо было известно, но меры против них были приняты только лишь организовавшейся Губ.ЧК. Из 5 участка Миртов Д. В., Шишкины П. и Н. были удалены из милиции…».

Пока представители разных партий и политических взглядов боролись за власть, а милиция пребывала в состоянии «политического расслоения», жизнь в городе и губернии становилась всё более и более беспокойной. В первых числах января жители Кремёнок Ключищенской волости угнали с сельскохозяйственной фермы Симбирской чувашской учительской семинарии всех коров и лошадей в количестве 21 головы и увезли сбрую и другие ценные вещи, сообщал губернскому комиссару исполнявший обязанности директора семинарии И. Я. Яковлев (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 16. Л. 15).

Настоящие бои со стрельбой развернулись вокруг дачной местности Колки. Вот что писал об этом управляющий городской управой в Симбирский Совет рабочих и солдатских депутатов: «По донесению Городского Управляющего в настоящее время производится массовая порубка городского леса, бывшего удельного и Колок в нагорной части города жителями Северного выгона, Куликовки и с. Мостовой Слободы. Порубщики являются группами в несколько человек, вооруженных винтовками, так что городские милиционеры и объездчики не в состоянии удержать эти толпы от порубок. Городская управа два раза обращалась с просьбой к Начальнику гарнизона о назначении патруля для охраны леса…

В виду изложенного Городская Управа просит Совет не отказать сделать со своей стороны распоряжение о принятии надлежащих мер к охране городского леса.

При сем прилагается для сведения копия протокола помощника Начальника Симбирской Городской Милиции от 21 января 1918 г.» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 16. Л. 116, 116 об.)

Вот этот протокол: «1918 года, Января 21 дня я, помощник начальника 3 участка Симбирской городской Милиции М. Сперанский настоящим протоколом записал следующее:

Сего числа, прибыв на осмотр порубок в «Колках – 1-х» и «Горных Колках» при обходе их заметил следующее: в первых Колках, примыкавших к Северному Выгону и лежащих в районе 5-го участка, площадь порубленного лесу простирается до двух десятин приблизительно. Это – считая и порубки с осени. В Горных же Колках, расположенных по возвышенному склону р. Волги в районе 3-го участка в последней порубке насчитывается сто три (103 д.) размером с трех до пяти вершков в диаметре. К сему подписуется участвовавший в обходе старший милиционер Петр Викунин. Составил Пом. Нач. 3 участка Сперанский.

В дополнение к протоколу сообщаю, что, несмотря на охрану леса милиционерами, порубка идет полным ходом. «При настоящем обходе нами было прогнано до 5 человек женщин, которыя ходят за дровами со всей Куликовки и Северного выгона. 3 милиционера, имея участок около 10 верст, весь участок охранить не имеют возможности и часто милиционеры прогнать порубщиков бывают не в состоянии, в виду того, что порубщики ходят на порубки под охраной солдат с винтовками, привезенными с фронта» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 16. Л. 117, 117 об.)

Убедившись в неспособности милиции уберечь лес от вырубки, попробовали призвать на помощь армию. Но и она оказалась глуха к зову власти. 1 февраля симбирский губернский народный комиссар письменно выговаривал начальнику гарнизона: «Симбирская городская управа отношением от 28 сего января за № 376 просила Вас об охране леса «Колки». Просьба эта вами не удовлетворена. Предлагаю дать надлежащее объяснение» (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 16. Л. 113). Но и на этот раз молчание было ему ответом.

Между тем, под звук топоров и выстрелов, в городе шёл процесс становления и укрепления новой власти. Напомним, 14 февраля были избраны губернские народные комиссары. В том числе внутренних дел (ЦГАОР. Ф. 393. Оп. 3. Д. 357. Л. 214–219) Крымов и милиции Саглов. Через неделю, 23 числа, была распущена городская Дума (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 2. Д. 21. Л. 45). Не забывали и о правоохранительных органах. На заседании губернского Совета народных комиссаров 26 февраля постановили предоставить комиссару милиции право организовать коллегию по охране революционного порядка в городе (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 2. Д. 44. Л. 1). В тот же день было принято решение о роспуске сыскного отделения (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 2. Д. 21. Л. 46–47), до этого находившегося в ведении прокурора окружного суда. Его сотрудники в количестве 20 человек увольнялись. А все дела передавались комиссару милиции, которому поручалось организовать при комиссариате отдел розысков. Реорганизации подверглась и железнодорожная охрана.

Наверное, всем памятны сцены из фильмов о Гражданской войне, где по железным дорогам мчат поезда, в буквальном смысле до крыш забитые пассажирами, где толпа штурмует вагоны на станциях, залезая внутрь не только через двери, но и через окна по чужим головам. И эти кадры вполне «документальны». До революции охраной железных дорог и их оперативным обслуживанием в России занимались специальные железнодорожные подразделения Отдельного корпуса жандармов. После февральских событий 1917 года все они, как и сам корпус, были упразднены. А вместе с ними рассыпалась и система охраны этого стратегически важного объекта. С тех пор и на протяжении довольно долгого времени стальные магистрали стерегли сами железнодорожники и местные власти, у кого как получиться в меру собственного понимания и наличия ресурсов (Подробнее см.: Миронов, В. А. 1917. Год Великого Перелома : очерки криминальной истории Симбирского края).

Вот и в Симбирске озаботились этой проблемой. 1 марта губсовнарком принял решение распустить железнодорожную милицию на станции Московско-Казанской железной дороги, отобрав у неё всё имевшееся оружие, в том числе и изъятое у разных лиц. Вместо неё для установления порядка на станции, проверки прибывающих грузов и обезоруживания приезжающих и отъезжающих пассажиров из числа членов исполкома назначался специальный комиссар с широкими полномочиями, в том числе по проверке всех грузов и обыска пассажиров с целью отобрания оружия. Что касается выбора конкретного человека на эту должность, то вопрос пока оставался открытым (ГАУО. Ф. Р-200. Оп. 2. Д. 44. Л. 4).

Информационный листок № 31, выпускавшийся отделом местного Управления НКВД, 2 марта 1918 года сообщал: «СИМБИРСК. Губ. Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов взял власть в свои руки. Милиция признала власть Совета рабочих и солдатских депутатов, состав ее старый» (ЦГАОР. Ф. 398. Оп. 2. Д. 69. Л. 75).

И радикально обновлять в обозримом будущем этот состав, похоже, не собирались. Скорее наоборот. Старая милиция при новой власти укоренялась и обживалась.

С П И С О К

канцелярских принадлежностей, приобретенных для канцелярии Симбирского Губернского комиссариата Милиции в магазине «Семья и школа» в гор. Симбирске

Губернский Комиссар Милиции Ягодин (АУМВДУО. Ф. 14. Оп. 1. Д. 29. Л. 42, 42 об.)

Таким образом, по прошествии почти трёх месяцев со дня выхода постановления о рабочей милиции симбирский совдеп не только не начал его исполнять, но напротив, принялся укреплять пусть не достаточно профессиональную и не очень эффективную милицию прежнюю, «керенскую», справедливо считая, что уж лучше такая, чем вообще никакой. Местному руководству хватило мудрости не наступать на те же грабли, о которые споткнулись предшественники. Хотя центральная власть заботливо выкладывала их на пути к мировой революции.